«Стараюсь замечать малейшие успехи студентов»

Артур Энгельгардт, в прошлом адвокат по уголовным делам, а ныне доцент кафедры уголовного права ВШЭ, второй год подряд становится одним из лучших преподавателей, читающих лекции на факультете права. Он считает, что будущие юристы-практики должны видеть судьбу конкретного человека за каждым применением Уголовного кодекса.

 

— Артур Августович, большинство студентов факультета права ВШЭ ориентировано на работу в сфере гражданского права, уголовное право для них предмет второстепенный?

— Действительно, 99 процентов наших выпускников не собирается в будущем специализироваться на уголовном праве, их интересует консалтинг, юридическая работа в крупной фирме, а это предполагает хорошее знание гражданского и других отраслей частного права. Поэтому моя задача — заинтересовать их своим предметом.

Какой-то автор назвал Уголовный кодекс книгой, которая определила жизнь многих людей, — это, конечно, издевательское выражение, но оно отражает реальность. Уголовный кодекс может повлиять на жизнь любого человека.

— Чем удается заинтересовать студентов? Какие приемы, методы вы используете?

— Студенты всегда с большим интересом воспринимают информацию о конкретных случаях, с реальными фамилиями и присоединяются к обсуждению. Когда Михаил Ходорковский первый раз оказался в местах лишения свободы, мы обсуждали, были ли его действия преступными, и мнения студентов разделились: одни выступали за осуждение, другие против. Причем когда мы пытались дать фактам юридическую оценку, больше половины студентов сбивались на общие социальные рассуждения — позитивные («узник совести») или негативные. В таких случаях нужно «юридизировать» жизненные события, придавать им юридическую окраску. Социальная оценка зависит от взглядов, даже пристрастий, а юридическая выражена в тексте УК, типизирована.

Чтобы заинтересовать студентов, нужно по минимуму обращаться к старым текстам и старым примерам — практикум по преступлениям в сфере экономической деятельности, подготовленный 5-7 лет назад, сейчас покажется архаичным, уже новые схемы придуманы…

Значима, полагаю, и форма подачи материала, и поведение лектора. Это не определяющий фактор, но очень важный. Если ты пришел в аудиторию, смотришь в кодекс и, не отступая от него, говоришь казенными, шаблонными фразами, это плохо. А если я все бумажки убираю, оставляю только УК и хожу по аудитории, свободно говорю, вступаю в диалоги, это 50 процентов успеха.

— Вы всегда готовитесь к лекциям?

— Да, тщательно готовлюсь к каждой лекции, даже если читаю ее в десятый раз. Иногда позволяю себе вкраплять в материал шутки, юридические анекдоты. Аудитория не может все время работать в одном ритме, в постоянном напряжении — студенты пришли на 80 минут, минут 20-30 они готовы серьезно поработать, а потом их нужно немного расслабить. Конечно, далеко не всегда удается удержать внимание всей аудитории, это неизбежно, но большинство студентов работает хорошо. Отдыхом мы не злоупотребляем, все-таки главное — это содержание, а все остальное только для того, чтобы его не испортить.

— Студенты, наверное, делят преподавателей на жестких и мягких. Чтобы преподавать вашу дисциплину, нужно быть тверже?

— Даже не знаю, что ответить, наверное, пытаюсь быть и тем, и другим. Разговаривать на занятиях на посторонние темы не разрешаю. А если студент опоздал, но умеет зайти тихо и сесть, пусть заходит. Излишняя жесткость преподавателя может привести к отстраненности, а я стараюсь найти контакт. Если вижу в аудитории заинтересованные лица, смотрю на них, определяю реакцию и пытаюсь сделать так, чтобы интерес к лектору и излагаемому материалу не ослабевал.

— Вы считаете себя преподавателем-теоретиком или практиком?

— Я давно больше теоретик.

— Но ведь вы работали адвокатом…

— Да, работал. И я всегда говорю студентам, что даже самые абстрактные положения, которые, казалось бы, нужно заучить, можно рассмотреть через призму того, как они применяются, привожу и примеры из собственного опыта. В работе преподавателя и адвоката много общего — это говорение, умение убедить, выстроить систему доказательств. Это позволяет и в самых сложных ситуациях найти такую форму подачи материала, чтобы каждый понял, о чем речь.

— Почему вы ушли из адвокатуры?

— Так сложились обстоятельства которые, в конце концов привели меня в вуз. Например, мне очень не нравилось, что адвокат в девяти случаях из десяти был в процессе фигурой второстепенной — в советские времена было так, хотя сейчас, может быть, по-другому. В адвокатской конторе еще в советское время я начинал с простых дел — о хулиганстве, угонах, участвовал в выездных заседаниях по делам о хищениях социалистического имущества на предприятиях. Чего-то особо интересного или захватывающего в моей работе не было, да как у большинства адвокатов. Даже те, кто проработал лет 20-30, смогут вспомнить разве что 2-3 действительно интересных дела, ну может быть чуть больше, если адвокат работает на таком уровне, как, например, Генри Резник.

— Вы написали ряд интересных работ. Чтобы написать статью, нужно желание, порыв, что-то еще?

— Конечно, желательно, чтобы в каждой работе была интересная идея, гипотеза, основная мысль, которая в доктрине толкуется по-разному. Ученых, способных выразить новую мысль в каждой работе, в том числе в уголовном праве, не так уж много, и бывает даже, что человек лишь однажды сформулирует такую мысль и потом развивает ее всю свою творческую жизнь. Иногда поэтому перед статьей ставятся задачи более скромные: представить содержание, проблемы понимания и применения той или иной статьи закона — насколько она справедлива, как она работает, как ее применять в тех или иных фактических обстоятельствах.

В своих последних работах я стараюсь рассматривать важнейшие аспекты реализации принципов уголовного законодательства. Их теоретико-практическое значение велико. Вот сейчас девушек из «Pussy Riot» осудили за хулиганство (это статья 213 УК РФ). В связи с юридической оценкой содеянного можно ограничиться обсуждением наличия или отсутствия признаков соответствующего состава преступления. Но формальный подход к назначению наказания вызвал неприятие у большого числа людей: одни считали, что суд назначил слишком суровое наказание, другие — слишком мягкое. Я хотел бы, чтобы мои студенты как будущие юристы-практики не были бездушными формалистами и за каждым применением Уголовного кодекса видели судьбу конкретного человека. В любой ситуации, будь то юридическая практика или просто работа в коллективе, они должны вести себя по-человечески.

— То есть смотреть не на букву закона, а на дух закона?

— На букву обязательно нужно смотреть. Но ведь есть еще толкование закона, нужно учитывать социальные условия, в которых буква закона реализуется. Хотя наши студенты прагматики, они живут в такое время, когда все вокруг очень прагматично: хочу получать за работу столько-то денег, что я должен для этого сделать? Прагматичный подход не чужд и для уголовного права.

— Все-таки в Вышке есть студенты, которые выбирают специализацию в области уголовного права. Почему?

— Реальные факторы, определяющие выбор, могут быть разными, но далеко не все приходят к нам из любви к предмету. Ориентиром для студентов может даже служить имя преподавателя или, например, совет друга, который учился на этой специализации.

Хотя наши студенты, как правило, не лучшие по рейтингу, не могу сказать о них ничего плохого. Учатся с большим интересом, и работать с ними интересно.

Вообще, на мой взгляд, юридический консалтинг и ряд других видов юридической деятельности, требующих приоритетного знания частных отраслей права, — довольно суетливые профессии: тебя вызывают с утра, дают пять заданий, и ты должен на пять частей разорваться, чтоб к вечеру по ним отчитаться…

— Может быть, студенты понимают, что работа следователя или адвоката по уголовным делам порой опасна?

— Для студентов опасность абстрактна и серьезно на предпочтения не влияет, просто сфера применения уголовного права более узкая, в отличие от консалтинга она предполагает выбор профессий следователя или адвоката. В коммерческой сфере, в сфере консалтинга уголовное право не воспринимается как серьезное занятие, хотя я считаю, что это ошибочно. Никто не оценивает перспективы совершения преступлений в коммерческой сфере, где применение норм в конкретной ситуации больше зависит от того, кто и как будет их применять, и меньше от того, насколько качественно проработана применяемая норма.

Все это очень сложно. Недавно ушедший из жизни Альфред Эрнестович Жалинский серьезно разрабатывал проблему уголовно-правовых рисков в сфере экономики, и некоторые наши выпускники пытались его идеи применить на практике, работая в коммерческих структурах. Но руководители предприятий не воспринимали это всерьез, их интересовала только экономическая сторона рисков.

— Вы могли бы нарисовать портрет идеального, на ваш взгляд, студента?

— Мне нравятся несуетливые студенты, умеющие нелинейно и гибко мыслить. Когда я задаю сложные вопросы, по которым у представителей научных школ есть разные мнения, а в судебной практике они вызывают разные оценки, мне очень не нравится стремление дать ответы немедленно. Я хочу, чтобы студенты основательно подумали. Задан вопрос — не ленись, открой кодекс, другие источники, загляни в интернет, посоветуйся с товарищами и тогда высказывай свои мнения и аргументы. Пусть темп работы чуть уменьшится, но качество улучшится.

Полагаю, очень важно, чтобы студент почувствовал удовлетворение от своей работы. Если у него плохие результаты на каждом занятии, это заглушает интерес. Поэтому я стараюсь замечать даже малейший успехи.

— На занятиях вы разрешаете пользоваться интернетом?

— Пожалуйста — там есть учебники, комментарии, научная литература. Лишь бы это помогло. Когда у студента на занятии открыт ноутбук, легко вычислить, для чего он его использует — пишет лекцию, читает серьезный источник или играет. Когда студент злоупотребляет последним и тем самым «заражает» окружающих, я его потом обязательно подзываю и делаю замечание. Публично делать замечания не люблю, это рождает обиды, хотя все зависит от ситуации.

Я достаточно медленно читаю лекции, у меня есть недостижимое желание рассказать все, что я знаю и считаю важным для понимания изучаемой темы и ее вопросов. Мы можем долго обсуждать одну фразу из закона, одну статью УК, и мне кажется, что студентам это нравится. А такой прагматичный подход, что давайте диктуйте, а мы по максимуму запишем, я в Вышке, к счастью, не встречал.

— То есть вы со студентами можете обсуждать, например, фразу о том, что нанесение тяжкого вреда здоровью наказывается лишением свободы на такой-то срок…

— И эту фразу можно долго, детально и со вкусом обсуждать. Есть и более интересные статьи и проблемы.

Бывают, конечно, такие темы, которые не очень интересны аудитории. Но мы ведь должны изучать то, что предусмотрено программой. Мне сложно читать лекции о преступлениях против семьи и несовершеннолетних, против конституционных прав и свобод человека, до сих пор не могу выработать методику подачи этого материала так, чтобы увлечь всех, кто пришел на занятие.

Всегда говорю студентам, что надо уважать юридические тексты, надо вчитываться в них. За каждым таким текстом стоят споры, нередко жаркие и бескомпромиссные, важно учитывать причины, вызывающие изменения закона. При чтении нужно сосредоточивать внимание на каждом слове, тогда в изучении юридического текста будет успех.

— Были в вашей практике случаи, когда студенты обращались к вам за советом в связи со своей жизненной ситуацией?

— Да, были, причем необязательно это связано с уголовно-правовыми вопросами. Наверное, я произвожу соответствующее впечатление. Но надо сказать, что гражданское право и практику его применения я действительно знаю неплохо, веду спецкурс о преступлениях в сфере экономической деятельности, для этого приходится дополнительно изучать другие отрасли.

Недавно ко мне обратилась студентка нашего университета, получившая в магазине сдачу фальшивой купюрой. Она пыталась эту купюру сдать и натолкнулась на резкую неприязнь со стороны продавца, вызывали охрану, был скандал. Я объяснил ей, как надо себя вести, она могла обратиться в суд, но не стала этого делать. Хоть и потеряла тысячу рублей, но написала об этом хорошую статью.

— Уголовный кодекс в последнее время стал предметом широкого общественного обсуждения — например, в связи с серией недавних ДТП со смертельным исходом предлагают ввести даже пожизненное заключение для виновников подобных случаев. Как вы к этому относитесь?

— Меня очень раздражает, что уголовный закон превратился в средство оперативного реагирования — и не только в связи с недавними ДТП. Нормы о клевете и конфискации имущества сначала исключили из УК, потом обратно ввели. Примеров торопливого изменения УК множество. Но нельзя забывать, что это системный документ. Одна статья соединена с другой, а если один из пазлов вытащить, то в других особого смысла не будет. Я убежден, что ни в коем случае нельзя принимать уголовно-правовые нормы в течение месяца.

Есть целая группа ученых, которые считают, что Уголовный кодекс, принятый в 1996 году, был очень хорошим, а сейчас благодаря изменениям превратился в документ, раздираемый противоречиями, и его уже не улучшишь, нужно просто отложить и создавать новый. Но я противник таких революций. Новый кодекс — это новые ошибки. К тому же, пусть простят меня коллеги-юристы, есть ли в России сейчас определенное представление о том, каким должен быть новый кодекс и чем он будет лучше кодекса, действующего сегодня?

Наталья Мильчакова, специально для Новостной службы портала ВШЭ